Лейтенант лежал на земле. Молча, уткнувшись носом в траву. Мыслей в голове не было. Никаких. Кроме одной. "Не смог!"

Кто-то подошел, уселся рядом, похлопал по плечу.

— Вставай, лейтенант. Если живой, конечно.

Рывком оторвав тело от земли, Володя встал, подтянул ремень, осмотрелся. И хотя глаза не сразу не привыкли к темноте, "разбудившего" его человека летчик узнал. "Сержант!" Да, именно он сидел сейчас рядом на кочке, скрестив ноги, покусывая травинку. О чем-то сосредоточенно размышляя, скользя взглядом по дну заросшего бурьяном оврага. Хотя, возможно, лейтенанту это просто чудилось — ночная тьма скрывала детали.

Несмотря на навалившуюся вдруг духоту, Володя зачем-то поёжился и, нахлобучив на голову шлем, сел на соседний бугорок, согнув ноги, сгорбившись, упершись локтями в колени.

— Тебя как убили? — не поворачивая головы, поинтересовался Винарский секунд через десять.

— Свиридяк. Из пистолета, — ответил Володя и, тяжело вздохнув, уткнулся лбом в сцепленные в замок ладони.

— Да-а-а. Сволочь! — зло сплюнул сержант.

— Олю тоже, — мрачно продолжил летчик. — Что было дальше, не знаю. Там в ангаре еще Антон оставался. И майор.

Танкист поглядел на Володю, явно собираясь спросить что-то еще, но… так и не решился. Однако лейтенант его понял. Понял и ответил. Как мог.

— Про Лесю мне ничего не известно.

Винарский кивнул, секунд пять помолчал, а затем резко развернулся и крикнул куда-то за спину:

— Макарыч! Ты чего там возишься? Не нашел еще?

— Да нашёл, блин, нашёл. Вот она, железяка х… чертова!

Отряхиваясь от травы и колючек, мехвод подошел к командирам и сел напротив, так же, как сержант, скрестив по-турецки ноги. Поглядев испытующе на летчика, поинтересовался:

— Чудить больше не будете, товарищ лейтенант?

Володя покачал головой.

— Не буду.

— Ну тогда держите, — протерев рукавом ТТ, Макарыч протянул его лейтенанту.

— Спасибо, — поблагодарил летчик, сунул пистолет в кобуру и грустно заметил. — Жаль, патронов совсем не осталось.

— Не осталось, говоришь? — усмехнулся сержант. — А ты проверь.

Лейтенант выщелкнул магазин из ТТ и пересчитал патроны.

— Не понял. Откуда они взялись? Семь штук… и второй магазин тоже… полный.

Винарский хмыкнул:

— И мы сначала не понимали. Потом дошло. А, кстати, что это за хреновина у тебя под ногами?

— Какая хреновина? — удивился Володя, наклоняясь и шаря рукой по траве. — Черт! Это ж… это ж гранатомет. Мне его как раз перед вылетом Оля показывала. Ну, то есть, учила, как обращаться с ним.

— Ну, вот видишь, сам и ответил на свой вопрос. Что лучшее запомнил в том времени, с тем сюда и перелетел. И, что характерно, все живы-здоровы, а Макарыч, вон, даже руку себе подлечить умудрился. Такой коленкор.

Лейтенант неожиданно покраснел, а потом осторожно поинтересовался:

— А-а… а где мы сейчас?

— Лучше спроси когда? — вздохнул танкист, но всё же ответил. — На войне мы, брат. Опять на войне.

— На нашей? — зачем-то уточнил летчик.

— На нашей. В сорок втором. В разведку парни уже сходили… день, место, вроде всё то же самое. Правда, вынесло нас не совсем туда, куда надо бы. До хутора почти километр, так что, увы, придется прошвырнуться.

— Куда? — не подумав, брякнул Володя.

— Как куда? Немцев бить, куда же еще!? — изумился сержант. — Или у тебя, лейтенант, другие соображения имеются? Например, в тыл двинуть али еще куда?

— Да нет, ты что? Я с вами, — спохватился летчик, сообразив, что ляпнул что-то не то. — Я просто спросить хотел. Мы как, пешком пойдем?

— Зачем пешком? — хохотнул сидящий напротив Макарыч. — Вон он, танчик наш. Совсем как новенький. И внутри всё ладненько. Боезапас под завязку, приборчики всякие, рации, туда-сюда. Тоже, видать, "вспомнил", хм, лучшее из той жизни.

Лейтенант присмотрелся. Действительно, возле правого ската лощины стоял танк. Легкий Т-70, не замеченный поначалу в связи с темнотой.

Сержант же тем временем чуть привстал и гаркнул во весь голос:

— Эй, бойцы! Ну-ка давайте сюда. Оба. По-быстрому.

От склона оврага, позвякивая снаряжением, отделились две тени и бросились выполнять полученную команду. Подбежав, они застыли перед сидящим Винарским по стойке "смирно", потешно вытягивая шеи в попытке посмотреть на него "снизу-вверх".

— М-да. Ну чисто дезертиры какие, — неодобрительно пробурчал Барабаш. — Ремни висят, подсумки болтаются, оружием громыхают. Красноармейцы, мать вашу. Шашку мою куда дел!? — рявкнул он на Синицына. Боец, съежившийся под грозным взглядом мехвода, в ответ лишь виновато пожал плечами, не представляя, как правильно реагировать на все эти не совсем справедливые, но, в принципе, не лишенные логики упреки.

— Да ладно тебе, Макарыч, — улыбнулся сержант, поднимаясь с земли. — Парень молодец, в бою не струсил, а это главное. В общем, давайте грузиться, мужики. Отстающих не ждем…

— Блин! Ни хрена не видно, — раздраженно пробормотал Винарский, прильнув к прицелу, вглядываясь в темноту за бортом легкого танка.

— Ты прибор-то включи, — со смешком отозвался Макарыч. — Забыл ведь небось?

— Точно! — спохватился сержант. — Совсем забыл.

Едва слышно щелкнул тумблер. Панорамная сетка расцвела яркими и не очень пятнами серовато-призрачного сияния, мягкими полутонами силуэтов, теней, строчками встроенного в прибор дальномера. Видимость теперь была, как днем. Ну или почти как днем.

Переместившись к командирскому перископу, Винарский включил второй тепловизор и, осмотревшись, спросил самого себя:

— Интересно, как там наши? Никто не отстал?

— Все здесь, — хрипловатый голос в наушниках развеял опасения танкиста, но всё же заставил остановить машину и высунуться наружу.

Откинулась тяжелая крышка. Сержант, облаченный в подаренный лейтенантом Клёновой бронежилет, с трудом протиснулся в люк и окинул взглядом окрестности. Чернота вечера или, скорее, ночи, теперь казалась не такой уж и черной. Поднимающиеся время от времени и зависающие над полем боя осветительные ракеты, а также зарево пожаров, полыхающих в районе хутора и еще дальше к востоку, отражались неясными бликами на склонах оврага, траве, кустах, на стелющемся по земле мареве.

Жарко. Однако пить пока не хотелось. Да и воды во флягах почти не оставалось. Там, в будущем, где живительная влага текла чуть ли не из каждого крана, только рычажок поверни, про нее как-то не вспоминали, а вот здесь, в сухой и жаркой степи… Впрочем, сейчас это было не важно. Главным было то, что никто никуда не исчез, с брони не свалился. Ни Марик, ни Гриша, ни лейтенант. Последний сидел, нахохлившись, прямо за башней, одной рукой вцепившись в монтажный крюк, другой сжимая трубу неведомого современникам "чудо-оружия" — безоткатного РПГ с активной боевой частью.

— Ну что, парни, повоюем? Покажем фрицам кузькину мать? — хищно оскалившись, прорычал танкист.

— А то! — весело отозвался Синицын, расположившийся дальше всех, возле пышущей жаром радиаторной решетки.

— Тогда давай спешиваться. До цели всего ничего, так что перед танком пойдете, пока выезд какой не обозначится. А ты, Макарыч, люк приоткрой, чтоб не наехать ненароком на наших "десантников".

— Да открыл уже, — недовольно проворчал Барабаш. — Пожалели, блин, для меня такой же приблуды с ночнушкой. Колупайся теперь по кочкам. Как крот, вслепую.

— Ничего-ничего, — подбодрил сержант мехвода. — Ты, главное, меня слушай, и всё будет абгемахт.

Бойцы осторожно сползли с брони, стараясь в потемках не зацепиться за какой-нибудь выпирающий штырь или огрызок скобы, не слишком приметный, копеечного размера, но по закону подлости норовящий ухватить за одежду в самый неподходящий момент. А то и не за одежду, а за кое-что более важное. Например, за ремень автомата, что висел на плече у Синицына. Или за кобуру лейтенанта, да так, что тот даже не заметил, как оторвалась застежка клапана. Клапана потертого оружейного хранилища из свиной кожи, в котором покоился готовый к бою ТТ.